Хлебные запасы осажденного Ленинграда

Из всех продовольственных продуктов осажденного Ленинграда в исторических трудах основное внимание всегда уделялось хлебу. И действительно, для мирного населения Ленинграда маленькая хлебная пайка стала главным, а иногда и единственным пропитанием. Поэтому заостренность внимания на хлебе в исторических трудах совершенно понятна, хотя в питании военнослужащих и лиц, находившихся на спецснабжении, доля «хлебных» калорий составляла меньше трети даже в самые голодные месяцы зимой 1941/42 годов. По сравнению с другими видами продуктов, данные о хлебных запасах города всегда были более открытыми и прозрачными.

            Однако в истории формирования, использования хлебных запасов и снабжения осажденного города есть малоизученные вопросы. С точки зрения автора, это вопросы о создании и количестве резервов жмыхов и зерновых отрубей, об их использовании и распределении между разными категориями населения, о хлебных ресурсах восточных районов Ленинградской области, находивших в советской зоне. Как и в случаях с мясом и поголовьем скота, в распоряжении руководителей Ленгорисполкома находились эвакуированные зерновые фонды области, сосредоточенные за Ладожским озером. А также попполнения за счет государственных резервов. Попробуем ответить на вопрос, какие это были резервы, чтобы оценить потенциальные возможности партийных и советских властей по обеспечению зерном и мукой населения осажденного Ленинграда.

Урожаи Ленинградской области

В отличие от сегодняшнего времени довоенное сельское хозяйство Ленинградской области конца 1930-х — начала 1940-х годов производило значительные объемы зерна. По состоянию на начало 1938 года общая площадь посевов зерновых в Ленинградской области составляла 821 тыс. га. И это была не мифическая цифра, указанная для отчетности, а базовый показатель для налогообложения государством сталинских колхозов и совхозов. Поэтому цифру посевных площадей на уровне колхозов старлись не преувеличивать, а преуменьшать. К лету 1941 года посевная площадь зерновых еще немного выросла. Преобладающей культурой была озимая рожь, по разным оценкам её доля в зерновых области составляла  60–70 %. Следом шли яровые ячмень и овес. Пшеница и остальные зерновые возделывались в значительно меньшей степени. Средняя урожайность ржи по стране в 1938 году была достаточно низкой по сравнению с нынешней — 9,7 центнеров с га, а в нечерноземной полосе — еще несколько меньшей: около 8 центнеров. Средняя урожайность яровых ячменя и овса составляла около 7 центнеров с га. Урожай 1941 года из-за снежной зимы планировался рекордным: со средневидовой урожайностью 11,7 центнеров с га.

Однако если не ориентироваться на рекордную урожайность, а только на средний уровень 1938–1940 годов, то в целом валовый сбор зерновых со всей области должен был составить около 525 тыс. тонн. Примерная потребность города — без области — вместе с Ленинградским фронтом и Балтийским флотом, при неограниченном потреблении, достигала почти 2 тыс. тонн зерновых в день или около 730 тыс. тонн в год. Таким образом, хозяйства Ленинградской области в границах лета 1941 года производили меньше, чем потреблял один только город. Все же значительная часть потребности покрывалась из местных источников. Осенью и зимой Ленинград использовал свои собственные областные зерновые, за исключением пшеницы, а весной и летом, когда заканчивались свои запасы, закупал и ввозил рожь, ячмень и овес. В конце лета 1941 года поля Ленинградской области принесли хороший урожай.

            Линия фронта на территории Ленинградской области установилась к началу сентября 1941 года и только в районе Тихвина и Волхова, а также в районе Демянска — во второй половине декабря. На советской стороне линии фронта оказалась примерно одна треть сельского населения Ленинградской области, а в оккупации — примерно две трети, если считать по официальным данным переписи 1939 года по районам области и с учетом положения линии фронта на конец декабря. Пахотные земли области распределялись примерно пропорционально численности сельского населения районов. Поэтому, условно говоря, на советской стороне линии фронта остались посевы озимых и яровых равные примерно трети областного сбора урожая или около 175 тыс. тонн.

            Средние объемы хлебозаготовок и государственных хлебозакупок по СССР в 1940 году, а также в 1941 году для тыловых районов составляли примерно 44 % от валового сбора, включая сюда и обязательные хлебозаготовки, и натуроплату машинно-тракторным станциям (МТС) за уборку зерновых, и возврат зерновых ссуд, и покрытие недоимок прошлых периодов, а также зачеты по другим продуктам обязательной сдачи и средние значения государственных закупок. Кроме 44 % сданного государству урожая, колхозы и совхозы в 1940 году в среднем закладывали 17,5 % в свои зерновой посевной и страховой фонды, 14 % в фуражный фонд, примерно 20 % на оплату колхозникам по трудодням, и, оставшееся несколько процентов — на прочие расходы.

Это означало, что после обязательной сдачи хлеба государству, колхозы и совхозы оставались хотя и опустошенными, но — по традиции большевистской власти после убийственной для крестьянства сталинской коллективизации — они считались как обычно обеспеченными урожаем для себя, своего скота и на будущие посевные озимых и яровых культур. Исходя из средних объемов сдачи зерна колхозами и совхозами, все государственные сборы на советской стороне линии фронта Ленинградской области за Ладожским озером должны были составить около 77 тыс. тонн зерновых. Примерно таким объемом зерна располагали руководители Ленгорисполкома за Ладожским озером без учета хлеба, эвакуированного с оккупированных территорий. Только этот расчетный объем более чем в два раза превышает поставки хлеба, ввезенные в осажденный Ленинград всеми видами транспорта за период с 8 сентября по 31 декабря 1941 года (примерно 36 150 тонн зерна и муки по официальным данным ответственного за снабжения Ленинграда Д. В. Павлова).

Ни грамма хлеба врагу

Однако в соответствии с директивой ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 года в угрожаемых оккупации районах нельзя было оставлять никаких централизованных запасов и складов. Сданное государству колхозами и совхозами зерно вывозилось из прифронтовой полосы в глубокий тыл. Часть зерна не эвакуировалась, а сразу сдавалась под расписки интендантским управлениям войск Действующей армии. Колхозникам оставлялась увеличенная часть урожая «на корню» даже авансом в счет оплаты будущих трудодней и это была неслыханная щедрость отступавшей большевистской власти.

По поводу правил уборки хлеба в прифронтовой полосе и оставления части урожая колхозникам, существовали специальные постановления Совнаркома СССР лета и осени 1941 года. Поэтому и в оккупации, и в прифронтовой полосе у рядовых крестьян оказывалось больше, чем обычно, зерна, но, кроме этого, не существовало централизованных складов — и вообще запасов зерна во избежание захвата их неприятелем. Для того чтобы иметь в личных закромах свое законное зерно, крестьяне должны были много потрудиться на уборке и обмолоте хлеба в отсутствие техники, которая подлежала эвакуации. В итоге крестьянам приходилось рассчитывать только на свой личный скот и свои руки. Но если данный прифронтовой колхоз или совхоз оставался на советской стороне фронта, как это произошло с третью территории Ленинградской области на востоке, то хлебозаготовки продолжались позже, и государство все равно получало причитавшийся ему хлеб.

Сдача зерна не происходила в один момент. В ходе уборки зерновых вначале их скашивали, потом вывозили снопа на тока, где они хранились, и постепенно подвергались обмолоту. Затем зерно сдавалось государству, а также засыпалось в колхозные зерновые фонды, находившиеся под бронью, то есть под запретом использования без разрешения вышестоящих инстанций. Поэтому сдача зерна государству проходила и в октябре, и в ноябре, и в декабре 1941 года по мере обмолота и вывоза на хлебосдачу. Так и было в колхозах и совхозах востока Ленинградской области осенью 1941-го и зимой 1941/42 годов. Судя по средним объемам хлебозаготовок осени 1941 года в районах Волхова, Тихвина, Боровичей, Окуловки, Малой Вишеры, Хвойной, Пестово и Крестцов, зерно постепенно собиралось, обмолачивалось и … направлялось прочь от Ленинграда, в глубокий советский тыл. Лишь менее половины хлеба шло и в Ленинград через Ладогу. Таким образом, осенью 1941 года, когда осажденный город уже начинал умирать от голода, руководители Ленгорисполкома снабжали страну зерном, поступавшим из восточных районов Ленинградской области. Ленинградский обком ВКП(б) и Ленгорисполком не получали хлебную помощь от Москвы, но наоборот — они стали донорами для Москвы и товарища Сталина, и конечно же, надежными снабженцами не только Ленинградского фронта, но и Волховского фронта, а также войск 7-й отдельной армии на реке Свирь. Колхозы восточных районов Ленинградской области подчинялись ленинградскому руководству. Не эвакуировать собранный и сданный государству хлеб считалось невозможным. Областные власти не должны были оставить немцам ни единого грамма хлеба.

            Положение с урожаем на территории, попавшей в оккупацию, выглядело более сложным. Когда начиналась уборочная страда на озимом клине — с конца июля и первые две недели августа 1941 года — то войска Вермахта уже стояли у Лужского рубежа по реке Луге до озера Ильмень. Все земли Ленинградской области, находившиеся юго-западнее этой линии, противник уже оккупировал. По правилам эвакуации зерна из оставляемых Красной армией районов, в том случае, если это происходило до окончания уборки или даже до начала уборки зерна, колхозам зачитывали все их имевшиеся зерновые фонды в счет поставок зерна государству, а колхозникам разделялась оставляемая колхозная нива для уборки каждому на своем участке. То есть фактически колхозы распускались, и крестьяне получали часть колхозной земли с урожаем на ней в свое пользование. Так как эвакуация значительной части области происходила до начала уборки, как ярового, так и озимого урожая, то вывозились и все семенные страховые и фуражные фонды, остававшиеся в колхозах.

Семенные фонды содержали не только семена на будущую посевную яровых культур, которая уже к тому времени прошла весной 1941 года, но и фонды на случай возможной гибели озимых посевов бесснежной зимой от мороза. В этом случае производилась перепашка полей с погибшими или низкоурожайными озимыми с засевом их яровыми из семенных и семенных страховых фондов. Весной 1941 года этого не произошло, наоборот — летом и осенью ожидался рекордный урожай. И хотя этот урожай не успели собрать до прихода немцев, но оставались еще некоторые зерновые фонды прошлого урожая. Их по возможности вывозили. Сколько было этих фондов, трудно сказать, но известно, что на 1 января 1941 года в семенные фонды Ленинградской области были заложены 62,6 тыс. тонн зерна, а также еще дополнительно 17 тыс. тонн льняного зерна. Исходя из сложившихся соотношений, фуражные фонды должны были на начало года составлять по всей области примерно 50 тыс. тонн. Большая часть этих объемов использовалась в посевную, но некоторые остатки имелись и вывозились. Также оставались какие-то продовольственные фонды, хотя и они были в значительной мере израсходованными к концу лета. Они тоже должны были вывозиться. И, кроме того, колхозы и совхозы обычно имели возможность придержать сдачу последней части годовой нормы зерна государству почти до следующей уборочной. Летом все эти последние «заначки» тоже сдавались. В сумме это давало уже немалые зерновые объемы. Это касалось запасов в колхозах и совхозах, но кроме колхозных фондов сохранялись значительно более огромные государственные фонды зерна.

            Сохранились данные по объемам государственных резервов зерна, находившихся на территории Ленинградской области в июле 1941 года. 18 июля Совнарком СССР принял постановление «Об изменении дислокации складов по хранению хлебофуражного запаса УГМР [Управление государственных мобилизационных резервов. — Авт.] при СНК СССР». В соответствии с этим постановлением подлежали упразднению 4 базы хранения на территории Ленинграда и области: в Ленинграде (31 тыс. тонн), Чудово (39 тыс. тонн), Дно (34 тыс. тонн) и Старой Руссе (37 тыс. тонн). Последние три города по административному делению 1941 года входили в Ленинградскую область. Хотя само постановление не говорит о том, куда следовало направлять зерно с вышеуказанных баз, но из справки от 6 января 1942 года Ленинградского территориального УГМР известно, что с областных баз зерно было вывезено в тыл, а с ленинградской базы — поступило на довольствие фронта. На всех четырех базах в сумме хранилось 141 тыс. тонн зерна, когда-то ранее сданного местными колхозами и совхозами. Из них 31 тыс. тонн осталась в Ленинграде, а остальные направлены в тыл или на снабжение фронта. Эти объемы зерна изначально не были под контролем Ленгорисполкома, поскольку принадлежали государственным резервам, но, учитывая их происхождение из области, можно было бы рассчитывать на решение центра о снабжении Ленинграда хотя бы, учитывая эти объемы. Общее количество вывезенного в глубокий советский тыл зерна в три раза превышало количество зерна и муки, доставленных в Ленинград в период с 8 сентября по 31 декабря 1941 года. И здесь Ленинградская область отправляла в тыл огромные массы зерна незадолго до начала ленинградского голода.

Но и это еще не все.

Севернее Лужского рубежа часть озимого урожая ржи была вывезена в Ленинград во время отступления к городу войск РККА в середине и конце августа 1941 года. При этом значительная часть собранного урожая еще не была обмолочена, а другую значительную часть потеряли. Возить снопы довольно неэффективно, правда в этом случае вместе с зерном вывозится и солома для лошадей и скота. А когда пришло время уборки яровых ячменя и овса (конец августа — начало сентября), то линия фронта вплотную подошла к городу, и потому урожай на яровом клине в основном оказался потерян, а ячменя и овса в городе оказалось достаточно мало.

У многих современников вызывали удивление известные слова А. А. Жданова (по воспоминаниям сына А. И. Микояна), что летом 1941 года городские склады были переполнены, и 1-й секретарь просил больше не привозить зерна. Если представлять эти слова так, что Москва доставляла зерно в Ленинград из тыла и все ленинградские склады уже заполнены, то это ошибочное представление. Ведь как раз тогда шла эвакуация зерна из прифронтовых районов и уборочная страда Ленинградской области по озимой ржи. То есть это не Москва присылала хлеб в Ленинград, а областные колхозы и совхозы. Из них шла спешная эвакуация. Но после этого, в августе, из Ленинграда должны были массово отправляться эшелоны с зерном в тыл, о чем сохранились воспоминания ленинградцев. Власти предполагали, что город будет «разгружен» под поступающее зерно нового урожая. Немецкое наступление шло быстрее, чем ожидалось, огромная доля урожая Ленинградской области оказалась потеряна, но все же часть удалось вывезти. Для понимания того, что представляли собой переполненные ленинградские склады, следует знать, что только емкость элеваторов Мельничного комбината имени Кирова на Неве составляла в 1941 году 72 тыс. тонн. Упраздненная база госрезерва хранила 31 тыс. тонн. Существовали известные Бадаевские и другие склады. Таким образом, зерна в Ленинграде было очень много, и в августе 1941-го оно вывозилось в тыл. Этому нельзя удивляться, речь шла о норме. Удивляться следует другому: почему позже, с началом голода, эвакуированное зерно не привезли обратно к Новой Ладоге, а затем не доставили через Ладогу в Ленинград?.. Тот же вопрос касается судьбы и других продовольственных грузов, о которых речь впереди.

Голод и многодневные складские запасы.

            По состоянию на 12 сентября 1941 года, после проведения строгой инвентаризации всех запасов осажденного города, было установлено, что в городе и части области внутри линии фронта находилось 45,5 тыс. тонн зерна и муки, включая 8 тыс. тонн солода и 5 тыс. тонн овса, а также некоторое количество ячменной и соевой муки. Все указания на запасы хлеба в городе за более ранние даты — например, на 27 августа 35,5 тыс. тонн или на 6 сентября 29,4 тыс. тонн — являются неточными и заниженными. В этих цифрах не учтен весь эвакуированный из области хлеб нового урожая и старых фондов. И тогда получается, что на день начала блокады 8 сентября общие запасы зерна и муки составляли примерно 53 тыс. тонн при ежедневном расходе до 10 сентября включительно 2,1 тыс. тонн и с 11 сентября — 1,3 тыс. тонн. С 15 сентября хлеб стали выпекать из ржаной муки — 52 %, овсяной — 30 %, ячменной — 8 %, соевой — 5 %, солодовой — 5 %. Овес изымался из фуражных запасов питания лошадей, а солод — с пивоваренных заводов. Зерно и мука разных злаковых культур расходовались пропорционально. При расходе в 1,3 тыс. тонн для фронта и города по состоянию на 15 сентября запасов оставалось на 32 дня. С 16 сентября расход уменьшили уже до 1,1 тыс. тонн в день. Но и запасы на этот день уже были на уровне 40,5 тыс. тонн. Итого на 37 дней. Привоз через Ладогу в эти сентябрьские дни практически не осуществлялся, хотя возможностей было достаточно, и подробнее мы поговорим об этом позже. Запасы постепенно таяли. Необходимо учесть, что в сентябре считали и зерно, и муку общим весом. Но при помоле зерна в муку выходит лишь около 75 % веса. Оставшиеся примерно 25 % — это зерновые отруби. Первоначально они не использовались в хлебопечении и даже направлялись в фураж скоту вместо изъятого овса, но в дальнейшем отруби уже шли в хлеб полностью без остатка. Введение отрубей началось с конца сентября с долей в 5 %. Постепенно эта доля росла.

По состоянию на 1 октября в городе имелось «немногим более 20 тыс. тонн муки, 1 тыс. тонн ржи, 3,5 тыс. тонн овса, 0,5 тыс. тонн ячменя, около 10 тыс. тонн разл.[ичных] примесей (соя, отруби, жмых, солод)». Это в точности соответствует расчетным балансам расхода и привоза. Таким образом, до 1 октября и всего лишь чуть больше, чем за три недели осады, было израсходовано больше половины зерна и муки из имевшихся на 8 сентября.

Сейчас сокращение запасов зерна и муки в городе не может не вызывать тревогу. Но с точки зрения советских и партийных властей тех дней картина казалась совсем другой. Вместо концентрации усилий по организации доставки продовольствия через Ладожское озеро максимум усилий прилагался к тому, чтобы эти продукты, во-первых, расходовать поменьше и, во-вторых — подыскать побольше заменителей и суррогатов. Хотя муки и зерна оставалось всего на 25 дней, но к ним имелось еще 10 тыс. тонн отрубей и жмыхов, а они могли выступать и как добавки к хлебопечению, и как заменители круп для приготовления разного рода каш. Мы уже видели, что часть отрубей и жмыхов даже направлялась на корм лошадям и скоту.

В октябре в фонды снабжения также поступили 7,5 тыс. тонн рисовой шелухи и кормовой чечевицы и 4 тыс. тонн хлопкового жмыха из Ленинградского порта. Рисовая шелуха обычно считается отходами. Но она питательна и потому она измельчалась на мельницах, шла в крупу и даже добавлялась в хлеб. Это позволило получить очень значительные дополнительные фонды по крупе и это успокаивало власть. Всех видов отрубей, жмыхов и рисовой шелухи за сентябрь и октябрь было изыскано в Ленинграде больше, чем за это же время привезли зерна по Ладожскому озеру — более 22 тыс. тонн. И с учетом этих ресурсов запасы по хлебу и крупе создавали иллюзию достаточно медленного уменьшения. Заместитель председателя Ленгорисполкома Н. А. Манаков упоминал еще об эвакуированных из Эстонии и Ленинградской области хлебных продуктах в объеме 22,3 тыс. тонн. Но этот объем уже был учтен на 12 сентября. И рассчитанный нами баланс по хлебу достаточно хорошо сходится со всеми промежуточными данными по наличию по имеющимся документам на 12 сентября, 16 октября, 1 ноября, 1 декабря и 1 января.

            12 сентября ГКО издал постановление № 663сс о необходимости поддерживать запасы на складах Ленинградского фронта на 20 суток снабжения. У членов ГКО в Москве быстро возникло беспокойство, касавшееся довольствия войск Ленинградского фронта. Но никаких постановлений о создании запасов для гражданского населения не издавалось. Постановление ГКО строго выполнялось. Когда запасы уменьшались до уровня 20 суток, то власти или включали в резервы очередную партию жмыхов и отрубей, или уменьшали нормы по карточкам мирному населению, и запасы для фронта снова оказывались на уровне, даже превышавшем 20 суток. Кроме того, существовал неприкосновенный запас (НЗ) хлеба и сухарей, вместе с которым запасы для фронта гарантированно превышали 20 суток, которые требовала Москва. И когда в ноябре прекратился подвоз хлеба баржами через Ладогу, запасы на складах для фронта все равно превышали потребности двадцати суток. Когда власти уменьшили нормы хлеба мирным жителям до 250 и 125 граммов, и потом в декабре еще уменьшили содержание муки в этих жалких нормах, заменив ее целлюлозой, то для фронта все равно резервировался запас на 20 суток снабжения.

Балансы по всем основным продуктам показывают, что запас на 20 дней снабжения для фронта поддерживался до середины декабря 1941 года, по мясу даже более уверенно, чем по хлебу. Держать запас для военных на 20 дней впрок считалось более важным, чем кормить мирное население Ленинграда и спасать человеческие жизни. Москва должна была знать, что в Ленинграде военнослужащие всем обеспечены, а для города никаких московских приказов и постановлений не существовало: следовательно — и нарушений не было. Если мы изучим статистику привоза зерна, муки и крупы через Ладогу, то оказывается, что привоз зерна в сентябре и октябре в сумме почти в точности соответствовал потреблению Ленинградского фронта и Балтийского флота. А привоз крупы был чуть меньше потребления фронта и флота. Но зато и запасы по крупе еще были, город же доедал свои прежние резервы и подходил к порогу смерти.

В Москве не могли не знать о ленинградской трагедии.

            Положение с продовольственным снабжением Ленинграда по состоянию на 1 октября 1941 года еще не вызывало опасений у руководства и потому, что городские власти объективно оценивали действительные возможности Ладожской военной флотилии и Северо-западного речного пароходства по перевозке грузов через Ладогу и надеялись быстро решить эту проблему в случае крайней необходимости. Соответственно, в октябре Жданов и его соратники продолжали заниматься вопросами прорыва осады и эвакуации промышленности. Все остальное считалось второстепенным. Более того, любые усилия по организации снабжения города через Ладогу в сентябре и октябре показались бы в глазах И. В. Сталина стремлением «сидеть в глухой обороне». А Сталин без конца требовал идти и идти в наступление, чтобы прорвать осадные линии противника.

            Весь октябрь месяц Сталин и руководство города всерьез рассматривали вопрос оставления Ленинграда, хотя такая возможность допускалась только после прорыва через осадные линии противника. Ленинград собирались в этом случае взрывать, Балтийский флот топить, а все запасы уничтожать. Рассматривалась, как реальная опасность, возможность стихийного развала армий Ленинградского фронта со сдачей в плен, как это было в огромных окружениях под Минском, под Киевом и как это происходило как раз в те дни в октябре под Ржевом и Вязьмой. Поэтому вместо активного снабжения Ленинграда была выбрана политика «расходовать на месте все, что только можно».

            Подобные действия сталинского военно-политического руководства во время отступлений выглядели общепринятыми. В октябре 1941 года завершалась оборона Одессы, оставленной советскими войсками после эвакуации 16 октября. Но руководство страны и до решения об эвакуации (оно было сообщено командованию в Одессе 30 сентября) не спешило наладить продовольственное снабжение города. Армия в Одессе снабжалась в достаточных объемах, но выдача хлеба и других продуктов мирному населению в последние дни перед эвакуацией почти прекратилась, хотя транспортные возможности флота сохранялись. В Одессе голод среди мирного населения не успел собрать богатую жатву, поскольку он длился недолго, было тепло, а у населения еще оставались какие-то запасы. И масштабы одесской обороны выглядели иначе: Одессу защищали лишь около 80 тыс. бойцов и командиров, имевших 9 тыс. лошадей и 5 тыс. автомобилей. Защитников Ленинграде было гораздо больше.

            В июне 1942 года нечто подобное произошло и с Севастополем. Но в Севастополе — при сравнительно большом количестве войск Севастопольского оборонительного района (СОР) — гражданское население составляло меньшую часть и до середины июня снабжалось в достаточных количествах. Но как только Ставка приняла решение об эвакуации Севастополя, снабжение мирного населения стало прекращаться. Поэтому нет ничего удивительного в том, что руководители ВКП(б) и СССР относились к гражданскому населению Ленинграда также, как и к населению городов, оставлявшихся в оккупации.

            С 1 октября 1941 года в Ленинграде были уменьшены нормы выдач по карточкам и одновременно снижены нормы питания военнослужащих. Рабочие стали получать 400 граммов, служащие, иждивенцы и дети — по 200 граммов, военнослужащие первой линии и моряки боевых кораблей — 800 граммов, остальные тыловые военнослужащие — 600 граммов. За месяц, с 12 сентября и до 12 октября в осажденный Ленинград с «Большой земли» ввезли лишь 9800 тонн зерна и муки (при возможностях доставлять в сутки как минимум 1–1,5 тыс. тонн), а израсходовали примерно 32,7 тыс. тонн. При этом с 1 по 16 октября запасы сократились в небольшой степени — и это опять успокаивало ленинградских большевиков. На 16 октября расход уменьшили до 920 тонн в день. Запасы по документам Военного совета Ленинградского фронта на этот день равнялись 20 105 тонн муки и зерна и 2587 тонн сухарей вместе с НЗ фронта и флота. Итого по зерну и муке — в среднем на 22 дня. Но это в среднем для всех. А в реальности НЗ для фронта состоял из 3 тыс. тонн муки и 2587 тонн сухарей. Итого 5587 тонн. Он был только для фронта и флота. А остальные оставшиеся менее 15 тыс. тонн расходовались на всех, и на город, и на фронт. С 14 по 20 октября через озеро было привезено 5 тыс. тонн зерна и муки, а израсходовано за это же самое время примерно 6440 тонн. Со стороны могло показаться, что снабжение налаживается.

            С 20 октября изменилась рецептура хлеба «К 20 октября ячменную муку полностью израсходовали, и примесь к ржаной муке пришлось изменить. Хлеб с этого числа выпекался в следующем составе: муки ржаной — 63 %, льняного жмыха — 4 %, отрубей — 4 %, овсяной муки — 8 %, соевой — 4 %, солодовой — 12%, муки из затхлого зерна — 5%». То есть жмыха и отрубей в сумме стало 8 %, а оставшиеся 92 % — это была мука разных злаков. Расход в день с 26 октября уменьшился до 880 тонн, а с 1 ноября — до 735 тонн. На этот день 1 ноября по документам Военного совета фронта запасы составляли 7983 тонны, не считая НЗ муки и сухарей. Итого на 11 дней без учета НЗ. Но это опять на всех в среднем, а для фронта по-прежнему было больше, чем на 20 дней с учетом НЗ.

Кроме того, оставались еще большие запасы всех зерновых отрубей и жмыхов: около 20 тыс. тонн. Об этих объемах обычно не пишут. И это успокаивало власть, а отрубями и жмыхом кормили скот и лошадей. С 20 октября до начала ноября через озеро было доставлено около 5 тыс. тонн зерна и муки, а израсходовано около 8,8 тыс. тонн. С начала ноября ввиду истощения запасов солодовой муки было решено использовать в хлебе хлопковый жмых. Жмыха стали добавлять 3 %, а через 5-6 дней уже 10 %. С 6 ноября, ввиду начала покрытия льдом Ладоги, прекратилось движение деревянных барж, но самоходные корабли еще ходили, хотя 85 % грузов до этого доставлялись баржами. С 7 ноября уменьшили нормы питания военнослужащим. Передний край стал получать 600 граммов хлеба, остальные — 400. И снова запасов для фронта по всем продуктам оказывалось больше, чем на 20 дней. Но военные получали и все остальные продукты. С 13 ноября были опять уменьшены нормы мирному населению по карточкам. Рабочие стали получать 300 граммов хлеба, а служащие, иждивенцы и дети — 150 граммов. В ноябре через озеро было доставлено еще около 4,5 тыс. тонн зерна и муки, его подавляющую часть перевезли в самые первые дни ноября. Морозы с 10 ноября практически остановили регулярные водные перевозки по озеру и в середине и конце ноября по воде ценой больших усилий, пробиваясь через лед, корабли смогли привезти лишь несколько сотен тонн. После этого все надежды возлагались на ледовую дорогу.

            О перевозках продовольствия для Ленинграда мы еще поговорим далее, но обстановка с запасами хлеба по состоянию на 9 ноября требует более пристального внимания. В ноябре резервы муки сверх НЗ фронта подходили к концу, и примерно 1 декабря все остальные запасы хлеба, кроме НЗ, в городе закончились. Военный совет фронта в этот день обсуждал возможность или вообще прекратить выдачу хлеба городу, или все-таки разбронировать НЗ. Приняли более гуманное решение. В те дни медленно росли перевозки по ледовой дороге. Но если рассчитать НЗ равномерно на всех, и на фронт, и на город, то на 1 декабря муки по официальным данным оставалось на 13,2 дня. Поэтому в исторической литературе можно встретить одновременно и сообщения, что муки осталось на 13 дней, и то, что для города она закончилась: в этих заявлениях с умолчаниями нет противоречий. Одновременно надо знать, что жмыхов и отрубей в городе еще хватало — на 1 декабря почти 15 тыс. тонн по нашим расчетам — и они стали расходоваться в полную силу. То есть реальное положение с запасами выглядело лучше, чем принято описывать в официальной литературе. Но смертельный голод для мирного населения уже начался, несмотря на наличные запасы.

Товарищ Сталин отнесся скептически

В 1941 году холода наступили слишком рано.

4 ноября среднесуточная температура в Ленинграде опустилась до –6,2 С (именно после этого мороза прекратилось движение деревянных барж по Ладоге), а 11 ноября — до –11,2 С. По многолетней статистике Шлиссельбургская губа Ладожского озера замерзала обычно позже, в декабре, а иногда даже в январе. Но в 1941 году все произошло рано. Этот факт считается второй по важности причиной, повлиявшей на ухудшение снабжения Ленинграда. Первой же причиной считается взятие в этот день войсками Вермахта Тихвина и нарушение железнодорожного сообщения со страной. После потери Тихвина подвоз продовольствия, снарядов и бензина к Ладоге из глубины страны очень сильно затруднился.

Однако здесь необходимо сделать важные уточнения.

Дело в том, что на момент прерывания железнодорожного сообщения через Тихвин, в самой Новой Ладоге накопились сравнительно большие запасы продовольствия. Павлов их характеризует на этот день следующим образом: муки — на 17 дней, крупы — на 10 дней, жиров — на 3 дня и мясопродуктов — на 9 дней. Расход муки на 9 ноября на весь город и фронт составлял 735 тонн в день. Исходя из этого, муки в Новой Ладоге накопилось примерно 12,5 тыс. тонн. По примерному ежедневному расходу города и фронта в сумме в Новой Ладоге также должно было находиться крупы около 3,2 тыс. тонн, жиров около 240 тонн, мяса соответственно около 450 тонн. Итого всех продуктов — около 16,4 тыс. тонн.

Но это очень большие запасы по меркам декабря 1941 года.

По данным Павлова, весь привоз продовольствия по ледовой Дороге Жизни за период с 20 ноября по 31 декабря составил 15,3 тыс. тонн — меньше, чем находилось продуктов в Новой Ладоге на 9 ноября. Правда, В. М. Ковальчук называет другую цифру — около 16,9 тыс. тонн. И привоз по Дороге Жизни в значительной мере состоял из муки. Ведь самое напряженное положение в Ленинграде в те дни было именно по муке. Для перевозки этого объема муки не требовалось ездить в объезд Тихвина дальними лесными дорогами до Заборья. Весь перевезенный до Нового года в Ленинград груз муки уже хранился в Новой Ладоге, и его следовало перевезти в Кобону — и затем далее через озеро. Причем часть грузов в районе Новой Ладоги размещалась в железнодорожных вагонах. Их перевозили по железнодорожной ветке к станции Войбокало на расстояние 20 км от Кобоны, а дальше возили муку через озеро. Кроме того, продовольствие из Новой Ладоги до Кобоны помогли подвезти автобатальоны войск Волховского фронта.

Конечно, существовали разные препятствия.

Станция Войбокало в те дни находилась близко к линии фронта, и потому использовалась ограниченно, а от станции Жихарево до Кобоны еще не существовало нормальной автодороги. Поэтому на первых порах оттуда шли перевозки на лошадях с санями и тракторами, когда окреп лед. Примерно с 25 декабря обе станции заработали в полную силу. А 5 января 1942 года заработала новая дорога от Войбокало до Кобоны и условия доставки значительно улучшились.

В ноябре и декабре, кроме запасов из Новой Ладоге, в Ленинград продукты возили самолетами, в основном с аэродрома Хвойная. Он расположен гораздо южнее, ныне это восток Новгородской области, а в 1941 году это был восток Ленинградской области. Самолеты, загруженные прессованным мясом и мясокопченостями, приземлялись на аэродром Смольный. Конечно же для Смольного было наиболее удобно принимать мясокопчености. Летчики впоследствии вспоминали, как они не скрывали уверенности, что всем в Ленинграде хватит мяса, так они его много возили. Но это была простая и объяснимая человеческая иллюзия. Мясо, как мы уже видели, шло фронту и на «спецпитание». 

            Можно предположить, что в Новой Ладоге, как и во всем Ленинграде в ноябре, не хватало бензина. Но такое предположение будет неверным. Существует наградной лист заместителя начальника отдела топливного обеспечения Ленинградского фронта, где говорится, что в дни прекращения перевозок баржами грузов по Ладожскому озеру, он умело и быстро организовал использование порожних железнодорожных цистерн около Новой Ладоги для накопления запасов топлива. То есть в ноябре и бензин тоже был в существенном количестве на том берегу Ладожского озера. Получается, что по крайней мере на первых порах на работу Дороги Жизни запасы топлива были. Но затем, уже к середине декабря, начались перебои с бензином, и его пришлось возить лесными дорогами.

            Если бы Сталин и другие руководители ВКП(б) и СССР были серьезно озабочены спасением мирного населения города, то следовало срочно перевозить всю муку из Новой Ладоги в Ленинград, и дальше срочно возить еще больше продовольствия лесными дорогами из Заборья вокруг Тихвина. Это было бы трудно. Но в существенных объемах этого не делали. При этом для фронта и «спецснабжения» имевшейся в городе муки по-прежнему хватало — на начало декабря с запасом примерно на 30 дней. Так выглядел НЗ. И об этом знало руководство в Ленинграде и в Москве. Известно, что когда Сталину доложили, что собираются возить грузы для Ленинграда на автомобилях, то он отнесся к этому скептически. Видимо потому и не стали активно возить продукты в Ленинград вокруг Тихвина.

            Были и такие грузы, которые все равно требовалось возить из глубины страны окружной дорогой из Заборья вокруг Тихвина. Например, снаряды, разные предметы снабжения фронта, запчасти, а потом топливо. Так, в Ленинграде не хватало 152 мм и 203 мм снарядов, а также мин к 120 мм минометам, а 45 мм снарядов хватало. В ноябре по дороге из Заборья перевозок для Ленинграда практически не производилось. Первая колонна из Заборья для Ленинграда вышла уже в декабре и, как сообщается, попала в снегопад. Первый зафиксированный метеостанциями Ленинградской области снегопад в 1941 году пришелся на 8 декабря, ноябрь же стоял почти бесснежным. Таким образом, с момента взятия противником Тихвина 9 ноября и до почти 8 декабря по окружной дороге грузы для Ленинграда практически не доставлялись. Целый месяц оказался потерянным для спасения сотен тысяч жизней. Однако дорога из Заборья действовала и в ноябре. По ней производилась передислокация и снабжение войск, наступавших на Тихвин. А когда по окружной дороге начались перевозки, то 9 декабря Тихвин был освобожден. С 25 декабря начали возить грузы автомобилями уже из Тихвина, и длина дороги сильно сократилась. Тогда же, после восстановления мостов, полностью заработала железная дорога и грузы стали привозить до станции Войбокало. С 5 января 1942 года из Войбокало начали ходить машины по только что построенной дороге в Кобону и далее по льду через озеро.

            В некоторых исторических статьях неточно утверждается, что после занятия немцами Тихвина новую окружную дорогу пришлось строить через леса. Но это не так. Дорога из Заборья в Новую Ладогу существовала и видна на картах 1939 года, и фактически использовалась в те дни войсками на тихвинском направлении. Ее просто укорачивали. Изначально путь от Заборья до Осиновца на ленинградском берегу Ладоги занимал 350 км, а после укорачивания — 308 км. Конечно, это много. Но количество автомобилей Ленинградского фронта позволяло возить на такое значительное расстояние.

            С 20 ноября начала медленно действовать ледовая дорога  через Ладогу и в тот же день нормы по карточкам опустились до 250 и 125 граммов, а нормы военных — до 500 граммов в первой линии и 300 — в тылу. 21-го ноября на лошадях через озеро доставили лишь 63 тонны муки. 23-го на автомобилях — 70 тонн. С 21 ноября до 1 декабря включительно были доставлены всего лишь 778 тонн. 3 декабря впервые удалось привезти по Дороге Жизни 457,3 тонны. Но 4 декабря снова привезли мало — 98 тонн. 5 декабря — 382,6. 6 декабря — 250. 7 декабря — 300. 8 декабря — 252,3. 9 декабря — 201. 10-го — 254. За вторую декаду декабря были доставлены 3,1 тыс. тонн. В среднем по 311 тонн в день или едва-едва выше уровня ежедневного расхода муки в городе в 291 тонну. Обычно говорится, что муки в день расходовалось 510 тонн, но, напомним, что это вместе с суррогатами: целлюлозой и жмыхами. Вместе с тем целлюлоза и жмыхи с отрубями поступали из местных запасов, а возили лишь муку. Увеличение привоза пошло лишь с 3-й декады декабря. 21-го числа были привезены 520 тонн, 22-го — 705,3, 23-го — 773,8, 24-го — 750,5. Это позволило с 25 декабря увеличить нормы отпуска по карточкам рабочим до 300 граммов, а служащим, иждивенцам и детям — до 200 граммов. 

            Положение с доставкой продовольствия в Ленинград в декабре выглядело наиболее напряженным, но — для мирного населения. Для фронта и категорий «спецснабжения» по-прежнему существовал достаточный запас продовольствия, хотя к 20 декабря уже на срок менее двадцати дней обеспеченности. Фронт с 20 декабря уже довольствовался из НЗ по мясу и сухарям. Но как раз с 20 декабря начался серьезный скачек объемов доставки по Дороге Жизни.

            К сожалению, проблема привоза необходимого объема муки в Ленинград в декабре 1941 года объясняется гораздо в большей степени отсутствием соответствующих решений Сталина, членов ГКО и Жданова, чем логистикой или транспортными возможностями города и Ленинградского фронта. Для перевозки в город через Ладогу всего продовольствия, накопленного в Новой Ладоге по состоянию на 9 ноября, наличных автомобилей 17-й автомобильной бригады было более чем достаточно. Путь через озеро до Кобоны и далее вдоль канала до Новой Ладоги занимал около ста километров или около трех часов на автомобиле в один конец, даже при медленном движении по озерному льду (20–25 км в час). Привоз 300 тонн в день по уже окрепшему льду обеспечивали 200 рейсов «полуторок» при наличии только в 17-й автобригаде 2200 (!) автомобилей, то есть менее одной десятой в день от ее наличного состава. Остальной подвижной состав был предназначен для перевозок по длинной окружной дороге вокруг Тихвина. Но именно по ней перевозки были минимальны. Город умирал, а автомобили Ленинградского фронта не задействовались с должной загрузкой под перевозки и большинство из них стояло. Некоторые автомобили за особо редкими грузами снабжения фронта ездили даже в Череповец. Все, что было надо, все возили. А на перевоз дополнительного объема продовольствия из Заборья лесными дорогами, не было соответствующих решений. И бензин на это тоже не выделялся. Поэтому транспорт простаивал, а народ умирал от голода.

            Можно сказать определенно, что обычно приводимая статистика перевозок через Дорогу Жизни в декабре 1941 года — неполная. Дело в том, что имеющаяся статистика привоза дается для 17-й автотранспортной бригады, в состав которой практически с самого начала работы дороги входили 9 автотранспортных батальонов и вспомогательные части. Но, помимо этого, вскоре, на ледовую трассу были направлены отдельные автобатальоны 8-й, 23-й, 42-й и 55-й армий, Краснознаменного Балтийского флота, а также автоколонна НКВД. И хотя по этим автобатальонам статистики автотранспорта и привоза нет, но штатная численность автобатальонов того времени составляла 240 автомобилей. Тогда общая численность автомобилей в 14 батальонах как раз оказывается равной примерно 3,5 тыс. автомобилям. Именно такой называется численность автомобилей всей Дороги Жизни в начале января 1942 года. Но из них примерно 1,3 тыс. автомобилей должны были находиться в составе отдельных батальонов и колонн армий Ленинградского фронта и флота. То есть общий объем перевозимых автомобилями грузов был больше примерно на треть, чем в официальной статистике перевозок 17-й отдельной автомобильной бригады.

            Кроме того, в статистику не входят грузы, перевезенные гужтранспортным батальоном и тракторами. Перевозками через Ладогу с самого первого дня работы ледовой трассы занимались не только автомобили. Также активно участвовали роты, в середине декабря объединенные в отдельный гужтранспортный батальон Ленинградского фронта. В середине декабря он насчитывал 1,4 тыс. лошадей с санями. Имеются свидетельства, что лошади осуществляли перевозки до Осиновца, а там груз забирали другие гужтранспортные роты и колонны армий Ленинградского фронта. Это позволяло батальону работать только через озеро с хорошей оборачиваемостью и еще больше разгружать автомобильные батальоны. Только лошадьми перевозили до 100 тонн в день.

На этом же направлении, когда в начале декабря окреп лед, работали и трактора с санями. После ввода в действие дороги из Кобоны до Войбокало и Жихарево возможности по транспортировке автомобилями очень значительно усилились. Плечо подвоза автомобилями сократилось до 50 км, а дорога в один конец занимала уже менее двух часов. Перевозки сразу очень значительно выросли. Водители стали делать в день по 2, 3 и даже 4 рейса. Можно было так делать и раньше. Но возить было нечего.

            Все это говорит о том, что грузов и, в частности, продовольствия, доставлялось в Ленинград больше. Просто существует неоглашаемая часть — это было продовольствие, предназначавшееся для снабжения войск Ленинградского фронта. И мы можем прочесть в воспоминаниях водителей, как почти с самых первых дней ледовой трассы по ней возили отнюдь не только муку. И также трудно поверить в то, что до 31 декабря 1941 года всеми средствами Дороги Жизни перевезли меньше грузов, чем было накоплено в Новой Ладоге на 9 ноября по официальным данным. Это противоречие еще ждет своего разрешения. Однако количество привозимых в Ленинград грузов все равно лимитировалось тем, что все грузы сверх накопленных у берегов Ладоги надо было возить вокруг Тихвина. А решения в верхах не принималось. Положение стало меняться, когда заработала железная дорога до Войбокало и Жихарево.

350 тонн зерна в день для лошадей

С начала января 1942 года хлебные запасы Ленинграда стали уверенно расти. Перевозки 17-й автотранспортной бригады с 7 января 1942 года превысили 1,5 тыс. тонн в день. Этого объема уже хватало для того, чтобы при желании властей обеспечить каждому жителю Ленинграда полновесное питание. Во второй декаде января все перевозки уже превысили 2 тыс. тонн в день, из них большая часть — продовольствие. Смертность в Ленинграде достигла максимума (в январе 1942 года количество только официально зарегистрированных смертей составило 96751), а запасы на складах все росли. 23 января ГКО издал распоряжение об увеличении обязательных запасов для войск фронта с 20 до 30 дней. Резервы на 20 дней уже соответствовали примерно 9 тыс. тонн муки, крупы и макарон, исходя из данного постановления. ГКО распорядился добавить к ним еще примерно 4,5 тыс. тонн продуктовых запасов. Машины Ленинградского фронта продолжали возить хлеб, крупу, масло, мясо, рыбу и начали возить еще и сахар на склады. Увеличивался счет умерших от голода ленинградцев — и одновременно увеличивались складские резервы. То же самое постановление ГКО предписывало увеличить на 15 дней резервы соседнего Волховского фронта на внешнем кольце ленинградского окружения. И в числе этих 15-дневных резервов значилось 5138 тонн овса для лошадей. Это означает, что ровно столько же овса должно было уже храниться на складах соседнего Волховского фронта, а ежедневное потребление овса лошадьми приближалось к 350 тоннам. Если бы лошадей Волховского фронта кормили точно по нормам овсом, то их должно было быть не меньше 70 тыс. голов. Если бы овес экономили, то значит больше. И это примерно соответствовало штатной численности лошадей в наличных частях и соединениях фронта.

            В Ленинграде смерть от голода косила людей десятками тысяч, машины Дороги Жизни возили хлеб на растущие склады, поэты слагали стихи и песни о героических жителях города, а всего в 30 километрах за прочным льдом Ладоги располагался Волховский фронт, где 70 тысяч лошадей спокойно стояли в своих стойлах, не боясь отправки их в город, и съедали за день зерна столько же, сколько и два с половиной миллиона умиравших от голода ленинградцев. Это был урожай полей Ленинградской области, собранный и сданный руками колхозников, и недовезенный до города.