К ИСТОРИИ СНАБЖЕНИЯ ОСАЖДЕННОГО ЛЕНИНГРАДА

в 1941–1942 годах

Часть V

Мясо, скот и лошади осажденного Ленинграда

            В любых повествованиях об осажденном Ленинграде упоминание о животных, как правило, можно встретить лишь однажды, а именно при описании событий, произошедших 20 ноября 1941 года, когда первый раз по ледовой Ладожской дороге в город лошадьми с санями были доставлены 63 тонны муки. В большинстве других случаев авторы исторических трудов о крупных животных не упоминали. Этому умолчанию есть вполне разумное объяснение — ведь мясо животных можно употребить в пищу. Особенно, когда каждое из них может спасти очень многих людей, умирающих от голода. Поэтому поиски ответов вопрос, сколько же мяса, а также крупного рогатого скота и лошадей находилось в Ленинграде зимой 1941/42 годов, очень важны для нашего исследования.

            Вопрос о количестве мяса и скота в живом весе тесно связан с вопросом, почему мясо не ввозилось в город в сколь-нибудь заметных количествах осенью 1941 года. И действительно, если за время перевозок через Ладожское озеро в сентябре — начале ноября зерна и муки в Ленинград завезли 23 041 тонну, то мяса — лишь 730 тонн: примерно в 32 раза меньше по весу, чем зерна и муки. Привоз продуктов по Ладоге в течение двух месяцев навигации всеми плавсредствами соответствовал объемам потребления жителями городами и войсками фронта в течение трех суток по октябрьским нормам выдач.

Тогда особенно актуален вопрос: почему же в осажденный противником Ленинград не ввозили мясо с «Большой земли»?..

            Вопрос выглядит тем более обоснованным, если вспомнить, что деревянные баржи, использовавшиеся на Ладоге, часто протекали. Иногда этот факт упоминается в объяснениях, почему же большевистские власти не могли привезти в Ленинград хлеба в достаточном количестве. Отсыревшая мука или зерно — это тоже своего рода проблема, хотя их и использовали для хлебопечения. Но по мясу даже такой проблемы нет, мясо можно везти и мокрым. И если дело в протекавших баржах, то логично предположить, что вместо зерна ленинградцам можно привезти больше мяса. И пусть оно будет даже мокрым. Но этого не делалось.

            Конечно же, мясо следовало возить, если бы руководство Коммунистической партии, государства и города серьезно занималось организацией питания населения. Но в тот момент первые лица партийной номенклатуры Ленинграда считали, что для снабжения войск фронта и привилегированных групп населения мяса вполне достаточно. И для таких оптимистических заключений у городских властей существовали серьезные основания.

Миллион двести тысяч голов государственного скота

Как выглядели мясные резервы Ленинграда до начала осады?..

Поголовье скота в Ленинградской области на 1 января 1938 года составляло: лошадей — 325 тыс., крупного рогатого скота — 835,4 тыс., свиней — 502,3 тыс., овец и коз — 892,5 тыс. (статистический сборник «Социалистическое сельское хозяйство СССР». М.–Л.: Госпланиздат, 1939): то есть более 2,5 млн. голов скота (не учтены птица и кролики). Численность поголовья скота в Ленинградской области по состоянию на июнь 1941 года неизвестна, но в целом по стране за 1938–1940 годы его рост составил 5,5 %. Поэтому в июне 1941 года поголовье должно было составлять приблизительно на 6 % больше, чем в 1938 году.

            Не все поголовье скота содержалось в колхозных, совхозных или иных государственных хозяйствах. По данным того же справочника в целом по СССР в государственной и колхозной собственности находилось лошадей — 89,3 %, крупного рогатого скота — 36,3 %, свиней — 35, 4 %, овец и коз — 44,7 %. Остальной скот представлял личную собственность колхозников, рабочих и служащих, и лишь малой частью вовлекался в эвакуацию летом 1941 год по мере приближения войск Вермахта.

Однако общественный скот подлежал полной эвакуации и в Ленинградской области его доля составляла не меньше, чем в среднем по стране. Из вышеприведенных цифр следует, что летом 1941 года государственный и колхозный скот Ленинградской области, подлежавший обязательной эвакуации, должен был насчитывать примерно: лошадей — 308 тыс., крупного рогатого скота — 321 тыс., свиней — 188 тыс., овец и коз — 423 тыс. Итого — более 1,2 млн. голов только общественного скота. За его сохранение отвечали Ленгорисполком и Ленинградский обком ВКП(б). Вновь уточним, что Ленинградская область в границах 1941 года включала в себя нынешнюю Псковскую и Новгородскую области. Эвакуировать все это огромное поголовье в сам Ленинград не представлялось возможным, да такая задача и не ставилась. Но руководители Ленинграда были обязаны обеспечить эвакуацию на Восток государственного поголовья скота, тем более вокруг города скот концентрировался в повышенном числе в хозяйствах любых категорий. Сборник «Советская экономика в период Великой Отечественной войны» кратко упоминает: «В Смоленской и Ленинградской областях было расположено большое количество племенных, элитных совхозов крупного рогатого скота».

            Мероприятия по эвакуации скота Ленинградской области начались с постановления Государственного комитета обороны (ГКО) № 165/сс от 16 июля 1941 года. Постановление предписывало в декадный срок эвакуировать весь скот, зернофураж и технику колхозов, совхозов и государственных учреждений из западных районов Ленинградской области, включая Пожеревицкий, Порховский, Струго-Красненский, Лядский, Кингисеппский, в восточные районы области. Документ подробно описывал правила перегона скота. Это было тогда, когда войска Вермахта уже заняли Псков. 7 августа последовало постановление ГКО № 413/сс, дававшее право Леноблисполкому и Ленинградскому обкому ВКП(б) самостоятельно принимать решение о необходимости эвакуации скота из прифронтовых районов в восточные районы Вологодской и Кировской областей. Поэтому основными районами эвакуации скота вначале стали восточные районы Ленинградской области, а затем Вологодская область, значительная часть поголовья колхозного, совхозного и государственного скота подлежала эвакуации. В дальнейшем Ленгорисполком — по смыслу постановления ГКО — сохранял за собой право распоряжаться данным поголовьем в местах эвакуации, но постановление определяло, что его новые временные хозяева в качестве оплаты за передержку скота в местах размещения могли им пользоваться, получать от него молочные продукты и приплод. В любой момент Ленгорисполком мог затребовать нужное для города количество скота из мест эвакуации.

            В дни последнего вышеупомянутого постановления ГКО противник осуществил прорыв Ленинградского фронта в районе Луги и 29 августа занял станцию Мга, прервав железнодорожное сообщение с Ленинградом. Поэтому некоторая часть скота Ленинградской области из районов, впоследствии попавших в оккупацию, подлежала эвакуации в пределы города, пока в конце августа — начале сентября войска Ленинградского фронта отступали к городским окраинам. Кроме того, на территории, оставшейся внутри осажденного города, сохранилось поголовье, имевшееся в составе как колхозов, совхозов и государственных учреждений, так и в личных хозяйствах граждан. Наконец, в распоряжении Леноблисполкома числилось поголовье в незанятых противником восточных районах Ленинградской области. Вне зоны оккупации полностью или в значительной степени остался 31 район из 90. Таким образом, численность скота только на советской территории Ленинградской области приближалась примерно к трети всего довоенного поголовья, а с учетом эвакуированного государственного скота, включая колхозный, составляла еще большее число. Правда, ввиду приближения линии фронта к восточным районам Ленинградской области, поголовье эвакуировалось далее на Восток, в Вологодскую область.

            Какая часть поголовья, находившегося к северу от Лужского рубежа, была эвакуирована в город до начала осады? Какими общими мясными резервами располагал город к сентябрю 1941 года?

            Имеющиеся в нашем распоряжении сведения позволяют восстановить примерную картину, а также весь баланс мяса и мясопродуктов Ленинграда. Существуют официальные данные средних ежедневных расходов мяса и мясопродуктов на весь город за сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь. Сумма расходов за период с 8 сентября по 31 декабря 1941 года составила примерно 12 300 тонн мяса и мясопродуктов, включая расходы на «спецснабжение». За то же время по сумме всех официальных норм довольствия контингента бойцов, краснофлотцев и комначполитсостава общей численностью в 660 тыс. человек должно было уйти еще около 8 300 тонн мяса и мясопродуктов (с учетом уменьшения норм мясного довольствия военнослужащих с 1 октября и с 8 ноября).

Итого: весь мясной расход с 8 сентября до конца 1941 года на город и фронт — 20 600 тонн.

Кроме того, мы знаем промежуточные величины наличного количества мяса на 16 октября (3779 тонн +520 тонн в Кронштадте), на 1 ноября (1067 тонн), на 1 декабря (на 3,3 дня общего расхода, что соответствует примерно 465 тоннам) и на 1 января 1942 года. На последнюю дату фронтовой неприкосновенный запас (НЗ) мяса и мясопродуктов по справке от 20 декабря 1941 года Д. В. Павлова адресованной А. А. Жданову должен был составлять примерный эквивалент в 487 тонн. Запасы на складах для города оценивались в 667 тонн. За период с 8 сентября по 31 декабря 1941 года привоз в Ленинград мяса и мясопродуктов по информации Павлова составлял: водным транспортом через Ладогу — 730 тонн, самолетами — 1829 тонн и по ледовой дороге — 1100 тонн. Также в общий продовольственный фонд поступили примерно 2600 тонн кишок крупного рогатого скота и бараньих вместе с альбумином (продукт переработки крови скота). В итоге мясные фонды в городе за вычетом привоза, остатков на 1 января, кишок и альбумина должны были составить примерно 13,2 тыс. тонн.

            Возможно ли, что эти полученные расчетным способом данные включают в себя все мыслимые и немыслимые суррогаты, заменявшие мясо? Нет.

            Полученные цифры подтверждаются официальными данными на начало осады. Ответственный за снабжение Ленинграда Д. В. Павлов так говорит о запасах мяса в главе «Продовольственные ресурсы» книги «Ленинград. Блокада. Подвиг»: «Мяса на 10 сентября значилось в остатках на 33 дня, фактически же его на холодильниках и в торговой сети имелось на эту дату на 20 дней, а остальное количество падало на живой скот, принадлежавший подсобным хозяйствам предприятий, пригородным совхозам, столовым». Важно заметить, что в этой цитате говорится именно о поголовье пригородных совхозов и предприятий. И ни слова об эвакуированном поголовье, которое по правилам эвакуации пригородным колхозам и совхозам не принадлежало.

            Запасы мяса на 33 дня, по словам Павлова, с 10 сентября, при известном нам среднем расходе мяса и мясопродуктов на город и на фронт тех дней, должны были соответствовать примерно 7800 тоннам. Из них, по словам Павлова, самого мяса на 20 дней или, добавим мы, примерно 4700 тонн, а также скота, принадлежавшего пригородным колхозам и совхозам — примерно на 13 дней или 3100 тонн.

Мы располагаем сведениями и по эвакуированному скоту.

Заместитель председателя Ленгорисполкома Н. А. Манаков в своей книге «В кольце блокады. Хозяйство и быт осажденного Ленинграда» сообщает, что мяса и скота в пересчете на мясо из эвакуированных из Эстонии и Ленинградской области имелось общим весом 11 700 тонн, поступивших в общий фонд продовольствия города. Эти две официальные цифры мясных запасов в сумме дают даже заметно больше, чем получил автор в своих расчетах, но дело в том, что указанные официальные цифры несколько пересекаются: так, часть мяса на 10 сентября учитывалась уже из эвакуированного скота.

Все же известные балансы мяса позволяют нам утверждать, что его на 8 сентября было вовсе не на 33 дня, а на гораздо больший срок, причем мяса вполне качественного. И то же самое на даты — 16 октября, 1 ноября и 1 декабря. Просто дополнительная значительная часть мяса существовала в живом весе эвакуированного скота. Восстановленные балансы позволяют увидеть не только примерную численность поголовья скота в городе, но даже примерный график его забоя. В частности, можно увидеть, что порядка 3 тыс. тонн мяса поступило из забитого скота уже в голодном декабре месяце, иначе не сходятся балансы наличия, приходов и расходов. В Ленинграде уже массового умирали от голода люди, а город еще имел мясной эквивалент больше, чем в 10 тыс. голов крупного рогатого скота.

И это еще не все.

На самом деле общее поголовье скота выглядело еще более значительным.

            11 700 тонн эквивалента эвакуированного скота — это совсем немного. Если пересчитать в общий вес мяса крупного рогатого скота (средний живой вес скота, поступавшего на убой в конце 1930-х годов — 430 кг, вес туши — 55 % или 230–240 кг, не считая субпродуктов), то получается, что это вес мяса от примерно 50 тыс. голов крупного рогатого скота.

            С одной стороны 50 000 голов скота — это как будто много.

Но с другой стороны это всего лишь 6 % от поголовья крупного рогатого скота всей Ленинградской области. Если же считать по примерному поголовью только колхозного, совхозного и государственного скота, то это лишь меньше 16 % поголовья области, подлежавшего обязательной эвакуации. И это только доля по крупному рогатому скоту, без учета поголовья свиней, овец, коз, птицы и лошадей. И это не считая скот и мясо эвакуированные из Эстонской ССР, упомянутые Манаковым. Но скорее всего это и был почти весь скот, эвакуированный в пределы города.

Можно считать, что на 8 сентября 1941 года в пределах кольца сухопутного окружения насчитывалось по крайней мере не меньше 13,2 тыс. тонн мяса и мясопродуктов, в том числе и в живом весе, из эвакуированного и местного скота, что являлось эквивалентом примерно 56,5 тыс. голов крупного рогатого скота и все они были употреблены в пищу. А скорее всего изначальная численность скота была даже больше. Кроме того, как уже говорилось, в эвакуации на «Большой земле» должно было находиться гораздо большее количество скота — многие сотни тысяч голов, находившиеся в распоряжении руководителей Ленгорисполкома.

            Но и это еще не все.

Дело в том, что расчеты автора соответствия мяса и живого веса сделаны по методике спокойной — мирной — жизни. Официальные данные о наличии мяса в осажденном Ленинграде — это были данные вполне благополучного сентября или начала октября. Тогда учитывался вес туши, освежеванной, без головы, ног и внутренностей. Но позже в Ленинграде в пищу пошли не только все субпродукты 1-й категории (мозг, язык, сердце, легкие, печень), не только мясо с ног, но и кости, хрящи, сухожилия, кровь, и кишки. А одних только кишок в корове или быке — около 25 % веса. А костей — 15 %. И все, что выделялось для мирного населения города, использовалось полностью.

Из костей и мясокостной муки варились бульоны (на одну часть веса костей до 6-ти частей веса воды), причем варить кости можно было до трех раз. Из кишок и желудков скота изготовлялся студень. Причем использовались не только кишки из заготовляемого скота, но также в порту были найдены более 2 тыс. тонн соленых кишок, предназначавшиеся накануне войны на экспорт. Их тоже включили в фонд продовольствия — и с ноября студнем отоваривали мясные карточки. Этот студень имел плохой запах: соленые вяленые кишки содержали в себе каловые массы, которые с трудом исключались при таком огромном объеме варки студня. Включался в рацион альбумин из крови животных. Общий вес костей и мясокостной муки, имевшейся в осажденном городе, неизвестен. Но он был довольно внушительным — в несколько тысяч тонн, если иметь ввиду только поголовье имевшегося скота. К сожалению, этот продовольственный ресурс лишь в малой мере использовался для снабжения рядовых ленинградцев. Позднее мы увидим, куда ушла в городе значительная часть мясокостной муки.

            По части использования эвакуированного скота у руководителей Ленгорисполкома могли возникнуть трудности юридического характера. Эстонским скотом ленинградские власти самостоятельно распоряжаться не могли, хотя, скорее всего, Москва или эвакуированные власти Эстонской ССР все-таки разрешили забить его для снабжения населения. Но на поголовье собственной области власти Ленинграда имели полные права. Кроме того, снабжение мясом войск Ленинградского фронта ни в коем случае не могло оставаться заботой только Ленгорисполкома, использовавшего поголовье области, как и снабжение войск Волховского фронта и 7-й отдельной армии на реке Свирь, воевавшей против финнов. Они действовали на территории восточных районов Ленинградской области, но это не означало, что их должна была кормить лишь Ленинградская область. Красную армию кормила вся огромная страна. Однако картина снабжения мясом мирного населения Ленинграда выглядела иначе — город кормился исключительно лишь из местных источников, то есть из поголовья Ленинградской области. Скот надо было перевезти с «Большой земли», а с конца ноября — просто перегнать по льду Ладоги, что более всего выполнимо для лошадей.

Но скот в осажденный город не перегонялся.

            В отношении скота, оставшегося в осажденном городе, можно предположить, что забивать весь скот на мясо в начале осени 1941 года было бессмысленно. В Ленинграде для большого количества эвакуированного скота и лошадей закончилось сено, но пока существовал подножный корм в сентябре и октябре, скот мог довольствоваться им. Ограниченные возможности прокорма скота сохранялись и в ноябре, поскольку ноябрь 1941 года в Ленинграде стал малоснежным. По архивным данным погоды снегопадов в ноябре не было вообще (первый снегопад прошел только 8 декабря), и скот мог еще добывать себе пропитание на подножном корме при едва имевшемся снеге. Имеется краткое официальное свидетельство Манакова о том, что 27 ноября городские власти отдали распоряжение о выбраковке ленинградского поголовья на мясо. Причем выбраковка на мясо скота совхозов треста пригородного сельского хозяйства была неполной. Полной была выдача на мясо только поголовья городских лошадей и всего скота подсобных хозяйств предприятий. То есть поголовье оставалось и в декабре — в самое голодное время. В городе не хватало хлеба, но запасы мяса еще существовали. Но вероятно, что к 20 декабря поголовье или уже закончилось, или же руководители города приняли решение оставить какую-то небольшую его часть в резерве (такое тоже возможно), поскольку для снабжения фронта с 20 декабря начали использовать НЗ консервов фронта.

            При изучении вопроса о снабжения скота кормами в осажденном Ленинграде следует учитывать, что в Советском Союзе каждая область обязалась ежегодно сдавать государству определенный объем сена и соломы. Какой был этот объем на Ленинградскую область, нам сообщает постановление Совета народных комиссаров от 1 сентября 1941 года «Об увеличении заготовок сена и соломы из урожая 1941 года». В нем говорится, что ввиду увеличения нужд Красной армии разным областям и краям СССР предписывается заготовить и сдать дополнительные объемы сена или соломы. Ленинградской области приказано было увеличить заготовки сена еще на 30 %, и далее в приложении № 2 к принятому постановлению уточнено, что объем дополнительно сдаваемого сена должен был составить 7 тыс. тонн. Из этого следует, что Ленинградская область по плану должна была заготовить ранее в сенокосный сезон примерно 23 тыс. тонн сена и соломы. Что касается новой дополнительной нормы сдачи сена, то она, скорее всего, уже выглядела нереальной, поскольку на 1 сентября линия фронта вплотную подошла к Ленинграду. В отношении основной нормы плана сдачи сена, можно предположить, что её удалось выполнить в значительной степени: в разгар сенокосного сезона 1941 года происходили военные действия и полностью выполнить установленный план исполнители не могли. При этом Ленинград был одним из ключевых центров государственных резервов и центров формирования войск, поэтому значительная часть резервов сена и соломы должна была находиться в городе, куда эвакуировали и часть областного сена. При достаточно средней норме расхода сена на лошадь или корову в 10 кг в день, 20 тыс. тонн сена резервов соответствовали 2 млн. дневных порций сена или возможности прокорма 50 тыс. голов лошадей или скота в течение сорока суток. Это мало, поскольку стойловое пребывание скота в окрестностях Ленинграда длится около 7 месяцев.

            Кроме вышеперечисленного, в кольце сухопутного окружения существовал еще один значительный резерв мясопродуктов — поголовье лошадей.

Приблизительное поголовье лошадей в колхозных, совхозных и государственных хозяйствах Ленинградской области на июнь 1941 года составляло примерно 308 тыс. голов. Лошади представляли мобилизационный резерв. Имеются отдельные данные по конскому поголовью в колхозах Ленинградской области и по мобилизационному резерву конского состава перед войной. «26 марта 1941 г., за три месяца до начала Великой Отечественной войны, в Ленинградской области провели новую приписку конского состава и обоза для армии. Из общего количества рабочих лошадей (206 555 голов), находящихся в колхозах области, годными к поставке в армию оказалось всего 57 211 лошадей или 27 %» (Ермолов В. А. «Состояние сельского хозяйства северо-восточных районов Ленинградской области и жизнь колхозников накануне Великой Отечественной войны»). Не все лошади годились для военной службы, но, наверное, все годились для сельской работы, перевозок и тем более для употребления в пищу голодными, умиравшими ленинградцами.

В последней цитате говорится только о конском поголовье колхозов, и не говорится о совхозах, конезводах и государственных учреждениях, поэтому цифра 206 555 голов не противоречит общей оценочной численности всего обобществленного поголовья лошадей примерно в 308 тыс. Часть лошадей была мобилизована в июне 1941 года, другая заметная часть использовалась  при доукомплектовании войск Ленинградского фронта, в том числе дивизий народного ополчения, формировавшихся уже в осажденном городе. По штатам военного времени от 11 августа 1941 года каждая стрелковая дивизия имела в своем составе 2698 лошадей.

На 1 октября 1941 года на Ленинградском фронте имелись следующие дивизии: в 23-й армии (против финских войск на Карельском перешейке) 142-я, 265-я, 123-я, 43-я стрелковые и 198-я моторизованная. В 42-й армии — 85-я, 44-я, 291-я стрелковые дивизии, 6-я бригада морской пехоты и 500-й стрелковый полк. В 55-й армии — 70-я, 90-я, 168-я и 237-я стрелковые дивизии, 1-я и 4-я дивизии народного ополчения, 2-й стрелковый полк, Слуцко-Колпинский укрепленный район (УР). В 8-й армии на Ораниенбаумском плацдарме — 10-я, 11-я, 16-я стрелковые дивизии и 22-я мотострелковая дивизия НКВД. В Невской оперативной группе — 115-я стрелковая дивизия, 1-я стрелковая дивизия НКВД, 4-я бригада морской пехоты. Кроме того, в отдельном фронтовом подчинении состояли 111-я, 177-я, 235-я стрелковые дивизии, 20-я стрелковая дивизия НКВД, 3-я, 8-я, 9-я, 10-я и 11-я стрелковые бригады и 29-й УР. Хотя на начало сентября значительная часть стрелковых дивизий пребывали в сильно недоукомплектованном состоянии после боев и отступления, но мы уже видели, что и пополнений личного состава, и лошадей, имелось достаточно для укомплектования их полностью в течение сентября месяца. Кроме стрелковых дивизий, бригад и отдельных полков в составе фронта конский состав имели отдельные артиллерийские, авиационные, инженерные части, части ПВО, и даже Балтийский флот. Численность конского состава в кольце сухопутного окружения на 1 октября 1941 года должна была по крайней мере приближаться к штатной численности 2698 лошадей на каждую стрелковую дивизию, которых в подчинении фронта находилось не менее двадцати двух.

            В целом по Действующей армии образца 1941 года даже при хорошей механизации и насыщенности автотранспортом одна лошадь приходилась в среднем на пять бойцов: таким образом, на самый крайний случай живое мясо для армии всегда было рядом, причем в очень приличном количестве — вот почему городские власти сильно не беспокоились о привозе мяса в осажденный Ленинград. По нормам довольствия военнослужащих войск Ленинградского фронта по нашим подсчетам насчитывалось около 530 тыс. человек — без военнослужащих Балтийского флота, но вместе с авиационными и тыловыми частями. Можно себе представить, сколько армия содержала лошадей на такой контингент бойцов при соотношении одна лошадь к пяти солдатам в то время, когда многочисленные стада эвакуированных в Ленинград лошадей могли пополнить неизбежные потери армии и штаты формирующихся дивизий. Поэтому конский состав войск Ленинградского фронта в начале осады насчитывал многие десятки тысяч лошадей.

            Примерную численность конского состава войск Ленинградского фронта можно оценить, исходя из числа всего поголовья лошадей всей Красной армии. По данным сборника «Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне» на август 1941 года общая численность лошадей в армии превысила 1,2 млн. голов. Существуют оценки и за более позднее время из других источников, где их численность росла, достигнув 1 млн. 350 тыс. в сентябре 1941 года и до 2 млн. в 1942 году.

Сколько же из них было на Ленинградском фронте?

Прямых указаний такой численности мы нигде не найдем, но даже используя самую минимальную цифру, очень маловероятно, чтобы численность Ленинградского фронта со всеми тыловыми частями составляла бы менее 5 % численности всей Красной армии. Если это так, то тогда численность лошадей в осажденном Ленинграде на сентябрь 1941 года должна была составлять до 60 тыс. голов — и это даже меньше, чем штатная численность лошадей только во всех стрелковых дивизиях и бригадах, не считая остальных соединений и отдельных подразделений.

            Эвакуированных лошадей по всему Советскому Союзу было так много, что их хватило не только на укомплектование всех многочисленных дивизий и артполков Красной армии. В середине ноября 1941 года последовало распоряжение ГКО о дополнительном формировании из эвакуированного конского состава специальных гужтранспортных батальонов численностью в 2 тыс. лошадей каждый. Где не было таких излишков лошадей, гужтранспортные батальоны не формировались, но на Ленинградском фронте этот батальон был сформирован — и принял участие в перевозках по Дороге Жизни.

            Мы хорошо знаем, что в самом городе лошадей оказалось мало, а в первую блокадную зиму съели и немногих оставшихся. Но с фронтовыми лошадьми ситуация выглядела совсем иной: значительная часть огромного поголовья лошадей войск Ленинградского фронта благополучно пережила блокадную зиму 1941/42 годов. Её пережили отнюдь не все лошади, но очень многие: какая-то часть пошла на мясо, но другие остались в боевом строю. Поставки лошадей через Ладожское озеро с «Большой земли» в Ленинград летом и осенью 1942 года составили всего 4,5 тыс. голов, а ветеринарные службы Ленинградского фронта, несмотря на это обстоятельство, рапортовали о хорошей укомплектованности лошадьми дивизий к зиме 1942/43 года. То есть большой необходимости в привозе лошадей в Ленинград в 1942 году не существовало, своих ленинградских — «блокадных» — лошадей хватало. 

            В Действующей армии конский состав по штатной численности насущно необходим в наступлении или отступлении, а в позиционной войне лошадей нужно меньше. Поэтому Военный совет имел возможность регулировать поголовье, отбраковывая лошадей и отправляя их на мясо. Средний живой вес лошади разных пород — 350–500 кг. Вес туши — примерно 50 % или 175–250 кг. Сверх веса идут вполне употребляемые субпродукты (язык, печень, сердце, легкие, мозг, почки, в сумме еще около 5 %). Значительно менее употребляемы кишки, из которых в блокадном Ленинграде варили студень для мирного населения и кости. Из них делали костную муку и её также употребляли в пищу для мирного населения города. Каждые 10 тысяч лошадей могли дать до 2 тыс. тонн мяса в тушах, около двухсот тонн субпродуктов и более шестисот тонн костей, хрящей и костной муки. Из этой массы костей и мясокостной муки — при двукратной проварке — можно было получить до 7 тыс. тонн мясокостного бульона, т. е. 7 млн. литров. Но костную муку выдавали ленинградцам очень слабо, и она была дефицитом, хотя в городе её запасы исчислялись в тысячи тонн. Использовались также кишки для студня.

Вместе с тем на Ленинградском фронте в начале осады насчитывалось во много раз больше лошадей, чем 10 тысяч. Таким образом, к имевшемуся ресурсу по поголовью и мясу крупного рогатого скота, свиней, овец и коз, город имел значительный резерв лошадей, который при желании можно было использовать для спасения умирающих ленинградцев.

Но желания партийных и советских властей — не было.

Объяснение единственное: партийно-советское руководство города, с санкции Москвы (см. знаменитую телеграмму И. В. Сталина от 23 октября 1941 командованию Ленинградского фронта), рассчитывало на возможное отступление из Ленинграда на Восток — в случае прорыва сухопутных позиций противника в 1941 году. Для такого отступления потребовался бы гужевой транспорт и много лошадей, поэтому их берегли, в пищу использовали ограниченно, а население вымирало от голода.

Награды ветеринаров осажденного Ленинграда

Ветеринарную службу войск Ленинградского фронта всю войну бессменно возглавлял прекрасный знаток и профессионал своего дела, впоследствии генерал-лейтенант ветеринарной службы Ю. А. Лянда. В его наградных листах можно увидеть признание вышестоящего начальства в том, что «по его инициативе и при непосредственном участии проводится изыскание ресурсов кормов и их заменителей, составление специальных рецептур комбикорма для лошадей, что позволило сохранить лошадей для нужд фронта во время блокады». Юлий Авраамович, как заявил в своем приказе маршал Л. А. Говоров, «обеспечил высокую боеспособность конского состава Ленинградского фронта, ветеринарно-санитарное благополучие и быстрейшее возвращение в строй раненых и больных лошадей».

            Чем же кормил огромное поголовье лошадей Ленинградский фронт в те месяцы, когда город переполняли замерзшие тела умерших от голода людей?

После того, как овес весь был изъят для хлебопечения, под снег ушел подножный корм, а сено подошло к концу, поскольку его не смогли заготовить и эвакуировать в достаточном количестве, лошади и скот получали в основном два вида пищи. Во-первых, в огромных количествах заготовки молодых ветвей, которые распаривались кипятком и давались животным вместе с хлопковым жмыхом и солью. Эти заготовки проводились в лесах, окружавших Ленинград, для чего задействовались большие силы. Во-вторых, изготавливался специальный комбикорм из мясокостной муки, хлопкового жмыха, очесов торфа Лахтинского торфопредприятия, зерновых отрубей и соли. На каждую лошадь по нормам фуражного снабжения полагалось в день более 10 кг питания, хотя для неработающих лошадей допускалось сокращение.

Почти все ингредиенты вышеупомянутого комбикорма, кроме, пожалуй, очесов торфа и соли, могли бы употребляться в пищу умиравшими ленинградцами. Дневной лошадиной нормы комбикорма, а его требовалось примерно половина от нормы довольствия лошади, то есть около пяти килограммов в день, хватило бы на то, чтобы основательно поддержать силы примерно двадцати ленинградцев.

Но сверху такого приказа не отдавалось.

Поэтому если бы не питание лошадей и остававшегося еще на довольствии поголовья скота, то жмых, в том числе и хлопковый, а также отруби, не требовалось бы так сильно экономить, их можно было бы добавлять в хлеб вместо пустой целлюлозы, и тогда хлеб стал бы более питательным. Но жмыхов и отрубей не хватало для фуражного довольствия войск Ленинградского фронта, а поэтому в хлеб ввели пустую целлюлозу. Также на корм скоту и лошадям ушли большие объемы мясокостной муки, хотя из нее можно было бы варить бульоны в огромных объемах и поить ими дистрофиков.

Однако для партийно-советского руководства Ленинграда состояние скота оказалось важнее, чем питание жителей осажденного города.

            Заместитель начальника ветеринарного отдела Ленинградского фронта полковник ветеринарной службы А. М. Добров при награждении его орденом Отечественной войны II степени был отмечен за следующие заслуги:

«Будучи начальником 2-го отделения ветеринарного отдела фронта в тяжелый период бескормицы зимой 1942 года, тов. Добров проделал большую работу в области изыскания кормов и их заменителей. Непосредственно участвовал в разработке правильных указаний порядка скармливания лошадям: хлопкового и горчичного жмыха, мясокостной муки, веточного корма, мха, торфяных очесов, паренки, каныги и проч. При его активном и прямом участии разработан рецепт совершенно нового, до сих пор не применявшегося “торфяного комбикорма”, который был выпущен на довольствие конского состава частей Ленинградского фронта и оказал большую помощь в деле кормления лошадей».

            В наградном листе военветврача 1 ранга Б. К. Водзинского при его награждении орденом Красной Звезды говорится:

«В период напряженного положения с кормами для лошадей, проделал большую работу в качестве секретаря комиссии при ветеринарном отделе Ленфронта по изысканию кормов и их заменителей. Энергично и инициативно работал по инструктажу и изготовлению торфяного комбикорма на Лахтинском торфозаводе и за переработкой заменителей кормов».

Интересное свидетельство имеется в наградном листе начальника ветеринарной службы 23-й армии подполковника Исакова. Он предотвратил опасность падежа конского поголовья армии тем, что организовал перевозки продовольствия и грузов снабжения армии из Осиновца гужтранспортными колоннами, и лошади на ленинградском берегу получали достаточное пропитание. Из этого сообщения прямо следует, что зимой 1941/42 годов по Дороге Жизни в город завозили и корм для лошадей, очевидно, вместо хлеба для умирающих горожан.

Случаи падежа конского состава от бескормицы в осажденном Ленинграде все-таки были, так, в январе 1942 года поступило сообщение о гибели от голода примерно 120 лошадей в 55-й армии. Но эти исключения лишь подтверждают общее правило: количество умерших от голода фронтовых лошадей в осажденном городе не идет ни в какое сравнение с числом умерших от голода мирных жителей. Лошади фронта снабжались лучше, чем люди.

            Награды ветеринарных врачей Ленинградского фронта позволяют получить и некоторые данные о численности конского состава фронта после окончания голодной зимы. В наградном листе старшего помощника начальника ветеринарного отдела Ленфронта военветврача 1-го ранга Д. И. Шохора говорится следующее:

«При проверке лечебной работы ветеринарных лазаретов, протекавшей зимой 1942 года, в тяжелых условиях бескормицы, вследствие чего подавляющее большинство больных и раненых лошадей, поступало в лазареты в крайне истощенном состоянии, практическим показом и инструктажом добивался надлежащего ухода за больными и ранеными, правильного приготовления для них в организованных кормокухнях кормов из заменителей и активного лечения, чем способствовал возвращению в строй большого числа лошадей. За период с 1 января по 30 апреля из ветлазаретов возвращено в строй 6539 лошадей».

Особенно интересна последняя цифра. Из нее следует, что общее поголовье конского состава Ленинградского фронта должно было быть, по крайней мере, в разы больше численности больных и раненых лошадей, прошедших ветеринарные лазареты за первые четыре месяца 1942 года. Ведь не все же лошади Ленинградского фронта находились в лазаретах? Это было как раз в месяцы наиболее сильной голодной смертности населения города. Еще одно косвенное свидетельство о конском составе Ленинградского фронта мы можем почерпнуть из работы ковочного производства ветеринарного отдела Ленинградского фронта. Зимой 1941-42 годов фронт стал испытывать недостаток в лошадиных подковах, а привезти их с «Большой земли» было затруднительно. Тогда отличились ковочный инструктор И. А. Кузнецов совместно с ковочным кузнецом Замышляевым. Они разработали оборудование для собственного производства лошадиных подков и произвели на нем с 23 апреля по 13 июля 1942 года 35 тыс. лошадиных подков, а затем довели производительность своего оборудования до 1000 подков в сутки. Эти цифры могут дать понять, что поголовье лошадей по крайней мере не было маленьким, раз произведенных подков требовалось столько, чтобы подковать полностью почти 9 тыс. лошадей.

            В предыдущей части автор упоминал о постановлении № 1196сс ГКО от 23 января 1942 года по увеличению переходящих запасов для снабжения Ленинградского фронта. В смертельном январе 1942 года Москва приняла решение увеличить объемы хранения запасов для фронта с двадцати до тридцати суток. При этом в числе выделенных объемов запасов на декаду значатся и 737 тонн овса. Или 73,7 тонны овса в день. Совершенно определенно, что этот овес не проходил ни по разделу зерна, ни по разделу крупы, но отдельно: очевидно — это корм конскому составу фронта. Если оценивать по норме питания лошадей из расчета 5 кг овса в день (другую половину должны были составлять сено или комбикорм), то речь идет о поголовье в 15 тыс. лошадей, но скорее всего лошадей в войсках Ленинградского фронта насчитывалось больше, а рассчитанная цифра является самой минимальной оценкой. Из постановления ГКО следует, что вместо доставки хлеба погибавшим ленинградцам, машины по Дороге Жизни возили овес не только самим лошадям, но даже еще и на фронтовые склады для увеличения запасов на тридцатисуточный срок.

Собаки или живые люди?

Поговорив о фуражном довольствии лошадей Ленинграда и качестве их питания, следует коснуться и довольствия служебных собак войск Ленинградского фронта. Собаки снабжались мясом. Всю осаду в Ленинграде действовали такие части, как 34-й отдельный батальон собак миноискателей и школа-питомник служебного собаководства НКВД. До войны школа-питомник была одним из ключевых центров СССР, где разводились собаки для охраны системы исправительно-трудовых лагерей НКВД. В Советском Союзе насчитывалось 476 лагерей и все они требовали собак для охраны огромного контингента заключенных. С началом войны питомники были перепрофилированы для нужд фронта. В суровую зиму 1941/42 гг. многочисленные собаки фронта — не менее нескольких сотен псов — получали довольствие, превосходившее довольствие иждивенцев-блокадников. Недавно в Сосновском лесопарке Санкт-Петербурга состоялось торжественное открытие памятника служебным собакам и их дрессировщицам. Практически все эти собаки благополучно пережили первую блокадную зиму, а некоторые особо выдающиеся смогли впоследствии разминировать в одиночку многие тысячи мин и тем самым спасти множество жизней. И неужели то снабжение, которое смогли доставить собакам, не смогли доставить умирающим представителям рода человеческого? В то же самое время в самом городе не осталось зимой 1941/42 годов ни собак, ни кошек: всех их съели, кроме тех, кто служил в армии.

Должность помощника командира по материальному обеспечению 34-го отдельного батальона собак-миноискателей занимал капитан интендантской службы В. Я. Вьюров. В его наградном листе к ордену Отечественной войны 2-й степени говорится, что с августа 1941 он «не допустил за 2,5 года ни одного случая срыва питания людей и собак». Наградной лист был подписан в феврале 1944 года и потому его заслуги голодной ленинградской зимой определенно учтены начальством. Начальником школы-питомника 34-го отдельного батальона собак-миноискателей служил капитан М. Е. Грачев. В его наградном листе к ордену Красной Звезды говорится: «Отличной постановкой дела в питомнике, полностью обеспечил потребности батальона в собаках в течении всех 3-х лет, почти без завоза собак изнутри страны». Таким образом, потерь в собаках руководство Ленинграда не допустило. В отличие от мирного населения города.

Миллиарды рублей на ленинградских счетах

            18 мая 1942 года Совнарком СССР издал постановление № 707 «О мероприятиях по восстановлению животноводства в колхозах Московской и Ленинградской областей». Мы имеем возможность оценить количество скота в Ленинградской области на весну 1942 года на основании этого постановления. В нем речь идет в основном о восточных районах Ленинградской области, находившихся за Ладожским озером и южнее. Это постановление дает задание увеличить поголовье скота к 1 января 1943 года в колхозах Ленинградской области до 70 тыс. голов крупного рогатого скота, 39 тыс. лошадей, 8 тыс. свиней, 30 тыс. овец и коз, 500 тыс. птицы и 4 тыс. кроликоматок. Для увеличения поголовья СНК распорядился выделить Ленинградской области 7 млн. руб. для выкупа из личных хозяйств колхозников 20 тыс. голов молодняка крупного рогатого скота и 25 тыс. овец, обязав сделать это в краткие сроки. Остальные мероприятия упомянутые в постановлении предполагали некоторое содействие увеличению поголовья, но не дали никакого сильного импульса. При этом увеличить поголовье домашних животных естественным способом быстро нельзя, за исключением разве что птицы.

            Из постановления следует, что, скорее всего весь эвакуированный на Восток скот уже вернулся в Ленинградскую область. Этот вывод следует на основании того факта, что в отношении Московской области Совнарком распоряжается о возврате ранее эвакуированного скота, а в отношении Ленинградской — нет. Исходя из данного постановления можно приблизительно оценить, что поголовье домашних животных в колхозах Ленинградской области на 18 мая 1942 года составляло около 45–47 тыс. голов крупного рогатого скота, около 35–37 тыс. лошадей, около 6 тыс. свиней, менее 5 тыс. овец и коз и несколько сотен тысяч птицы. Но надо подчеркнуть, что речь идет только о поголовье в колхозах, но не в совхозах и других государственных хозяйствах. Поэтому поголовье, находившиеся под контролем руководителей Леноблисполкома и Ленинградского обкома, было определенно больше этих цифр.

            Леноблисполком получил возможность выкупить необходимое количество голов скота у колхозников и в личных хозяйствах, для чего выделялись средства. На самом деле денежные средства для этого у города существовали, поскольку объемы в 7 и более миллионов рублей по постановлению ГКО для выкупа скота у колхозников восточной части Ленобласти — это совершенно не уровень ленинградской промышленности, которая в месяц производила продукции, исчислявшейся в 1941 году суммами более чем в миллиард рублей. Здесь скорее всего речь шла не о нехватке денег, а о принципиальном разрешении выкупать у колхозников скот по ценам, близким к рыночным. Ранее это не практиковалось и считалось разбазариванием государственных средств.

            Из постановления ГКО мы видим, какой малый объем средств требовался для выкупа мяса у колхозников. Если за 7 миллионов рублей можно было выкупить 20 тыс. голов молодняка крупного рогатого скота и 25 тыс. голов молодняка овец и коз, то это означает, что даже простой выкуп у населения всего объема мяса для города с сентября по 31 декабря 1941 года обошелся бы примерно в 30 млн. руб. — совсем не так и много для спасения от голода 800 тыс. жителей Ленинграда.

            Для сравнения объемов денежных затрат можно привести короткую цитату из представления к награждению начальника продовольственного снабжения Ленинградского фронта полковника Савоненкова. В нем сказано следующее: «Много положил труда в налаживании финансовой работы УПС <управление продовольственной службы.> за два с половиной месяца Финансовый Отдел оформил документацию и рассчитался с поставщиками на сумму около 3-х миллиардов рублей».

            Здесь названа сумма сопоставимая с суммами средств, использовавшихся в масштабах ленинградской промышленности и экономики. И надо понимать, что через счета фронта тогда производилось не только продовольственное снабжение всего города, но и поставки городской военной промышленности, исчислявшиеся миллиардами рублей. И лишь одного процента этой суммы было бы достаточно, чтобы выкупить из частных рук скот для снабжения всего Ленинграда осенью и зимой 1941/42 годов, чтобы от голода не умер ни один человек. Сохранились воспоминания ленинградцев, что зимой 1941/42 годов при отоваривании дневной нормы по всем карточкам оплата составляла меньше одного рубля. А через счета финансового отдела штаба Ленинградского фронта шли платежи на миллиарды.

            На основании постановления Совнаркома мы можем сделать вывод о численности поголовья скота Ленинградской области. Численность на 18 мая 1942 года была уже сравнительно небольшой по той причине, что именно из этого скота город должен был снабжаться по мясу с января по май. Объемы потребленного мяса города с 1 января по 18 мая 1942 года должны были достигать цифры около 9,8 тыс. тонн — эквивалент численности почти 43 тыс. голов крупного рогатого скота. Кроме того, скот Ленинградской области частично закрывал снабжение войск Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов. Снабжение Ленинграда в 1941 году частично осуществлялось из тех же ресурсов, скорее всего это были многие десятки тысяч голов скота. То есть снабжение города по мясу из резервов областного скота все равно шло, но оно оставалось очень неравным, как мы уже выяснили ранее. Лица, находившиеся на привилегированном снабжении, получали гораздо большее и лучшее питание.

            С учетом запасов мяса, поголовья крупного рогатого скота и лошадей, имевшихся в Ленинграде, на основании сформированной властями структуры снабжения и распределения, мы можем сделать вывод о том, что в городе осенью 1941-го и зимой 1941/42 годов существовали необходимые ресурсы для довольствия населения мясом в объемах, достаточных для того, чтобы избежать массовой смертности от голода. Эти резервы находились не только за Ладожским озером, но даже внутри сухопутного кольца окружения — в частности этим объясняется спокойствие ленинградских властей по поводу доставки через Ладогу необходимых объемов мясопродуктов. Таким образом, массовое вымирание гражданского населения осажденного города зимой 1941/42 годов в значительной степени стало прямым следствием других политических приоритетов, которыми руководствовались в своей практической деятельности лидеры СССР, ВКП(б) и Ленинграда, по сравнению с быстрой организацией устойчивого продовольственного снабжения всех ленинградцев с целью предотвращения их страданий и мучительной голодной смерти.