Поделиться:
7 марта 2018 10:56

К 65-летию смерти Иосифа Сталина

В 1956 году мне было 11 лет. Я училась в обычной ленинградской семилетке. Удалось даже застать раздельное обучение, когда наша школа была «женской».

Помню, что на большой перемене младшие классы выводили в комнату для прогулок. Нас строили парами, и мы на протяжении двадцати минут ходили кругами. Весной нас выводили на воздух. Мы также ходили парами по асфальтированному дворику и дышали. Мальчишки дергали нас за косички. Годы спустя я поняла, что это напоминает прогулки по лагерному двору.

Школа располагалась в двухэтажном здании с большим актовым залом и сценой. На праздничных концертах по случаю 7 ноября все школьники там спокойно умещались – их было немного. На сцене, в глубине висел большой портрет Сталина. И в раздевалке был его портрет. И в столовой. В каждом классе, коридоре, в кабинетах директора и завуча, на обоих этажах висели портреты Сталина. Наши глаза к этому привыкли. Тем более, что каждый учебник начинался с его цитаты и репринта в цвете.

И вот февраль. Отец тогда непрерывно слушал радио и взволновано о чем-то шептался с мамой. В доме с каждым днем нарастала странная атмосфера. А в школе все было по-прежнему.

Март. Потом апрель. Однажды к нам в класс перед началом урока зашла завуч и что-то такое сказала, что наша учительница побледнела и села на стул. Завуч вышла. Через десять минут началось нечто невообразимое. Наша учительница встала, забралась с ногами на стул, потом на стол и сняла с гвоздя портрет Сталина. Спустившись, она посмотрела на класс и сказала: «Каждый из вас сейчас вырвет из учебников портреты с Иосифом Виссарионовичем и пойдёт за мной».

Несмотря на школьную советскую муштру и дисциплину, мы были дети и восприняли это как какую-то игру. Мы стали весело вырывать страницы из книг.

– А теперь пойдем в актовый зал, – слабым голосом пролепетала учительница.

В коридорах стоял гвалт. Никаких «парных променадов» – все от мала до велика, с первого до второго этажа несли портреты Сталина в актовый зал.

На сцене уже собралась довольно большая куча. К главному портрету были приставлены стремянки, и рабочие с молотками и какими-то крючками сдирали генералиссимуса… Всё хмурилось.

Я в изумлении смотрела, как ребята наваливали эту кучу портретов, забирались на неё, весело по ней прыгали, а учителя несли портреты молча и многие даже плакали.

Потом актовый зал закрыли, а нас отпустили домой.

Через несколько недель в столовой, в раздевалке, в каждом классе на обоих этажах висели портреты Ленина.

У русского человека с исторической памятью всегда было что-то не так. Периодически мы страдаем приступами амнезии, искажением и умолчанием, частенько впадаем в расслабленное состояние любви к садисту или террористу. Можно сказать, что у русских коллективный стокгольмский синдром налицо. В послевоенные годы французская компартия и левая интеллигенция полюбили не только Ленина и Мао, но и Сталина. Как всякий диктатор он обладал гипнотической силой не только над «своим» народом, но и вселил парализующий страх половине мира.

В 2003 году Франция готовилась к 50-летию смерти Сталина.

Телевидение, газеты, журналы вспоминали события, историки и социологи объективно осветили заблуждения и эйфорию «французских левых» тех лет, а в Парижском издательстве «Бельфон» вышла книга «Заманенные Сталиным». Книга написана репортёром-журналистом Никола Жалло, который приехал в Россию в 2001 году снять фильм о французах и русских эмигрантах, добровольно приехавших в СССР после второй мировой войны и так и не сумевших вернуться обратно во Францию.

Никола Жалло снял очень интересный фильм, до него ни в России, ни во Франции эту тему не изучали. По ходу своих многолетних приездов в Москву, поисков живых свидетелей тех лет он писал путевые записки, многие звуковые интервью не могли войти в фильм, вот почему он решил издать книгу. Авторами её являются сами персонажи фильма…

Во Франции, как ни в одной стране Европы, левая «прогрессивная» интеллигенция обожала Сталина. В 1949 году ко дню его 70-летия при участии Поля Элюара, композиторов Пьера Венера и Жозефа Косма, знаменитого поэта и писателя Луи Арагона был сделан фильм «Человек, которого мы больше всего любим». Документальная кинохроника переносит нас в послевоенную Францию, голос Элюара за кадром (со знакомой нам интонацией «счастья») рассказывает, как в среде рабочих, крестьян и интеллектуалов готовятся подарки «самому любимому из всех людей».

Вот нормандские крестьяне связали сотни шерстяных носков, выточили из дерева сабо и игрушки, а рабочие из цветного металла отлили мишек и сверхурочно упаковали сувениры в посылки. Школьники и учителя, крестьяне и рабочие написали десятки тысяч писем и поздравительных открыток, наклеили их в альбомы, а кое-кто написал стихи и музыку. И всё это для любимого товарища Сталина! Перед нами возникает Морис Торез на фоне огромного портрета Сталина в до отказа набитом зале перед восторженными слушателями коммунистами, он произносит зажигательную речь во славу «великого кормчего». Зал аплодирует стоя, на глазах слёзы радости и умиления…

Если бы не то обстоятельство, что этот чёрно-белый фильм снят во Франции, начинаешь себя немножко пощипывать и думать, не сошёл ли ты с ума. А может быть это всё театральная постановка, и какой-то гениальный французский Эйзенштейн нагнал массовку со всей Франции и сляпал очередную заказную пропаганду? Нет, всё так и было, и всё это правда.

На президентских выборах в мае 2002 года Франция, наконец, избавилась от социалистов и коммунистов. Последующие парламентские выборы окончательно провалили «левых». Долгие десятилетия страна жила диктатом коммунистических профсоюзов и социалистической цензуры в СМИ, редкие издательства позволяли себе печатать критические исследования о стране Советов. В 1997 году в издательстве «Робер Лафон» вышел увесистый том «Чёрная книга коммунизма» (она была потом издана и в России) о терроре и лагерях в СССР. Голос А. И. Солженицына с некоторых пор стал менее одиноким, а лоск и камуфляж французских левых стал заметно тускнеть.

Русских эмигрантов, поверивших, клюнувших на сталинскую пропаганду, было очень много, несколько тысяч. Первая волна была ещё до войны, в тридцатые годы (этого я коснусь позже), потом вторая волна возвращенцев после войны и третья в 1956-57гг. Кто-то ехал по зову крови, кто-то страдал ностальгией, кто-то по эмигрантской неустроенности, были французские жёны, мужья и французские коммунисты… Ехали семьями, оказавшись в СССР, многие не добрались до места назначения. По пересечению границы их грузили в зарешёченные телячьи вагоны и прямиком отправляли в лагеря, в лучшем случае в ссылку. Все документы сразу отбирались, в обратную сторону, даже если сразу соображал, в какую западню попал, отъезд был «заказан». Кто-то выжил, приспособился, выучил язык, кому-то чудом удалось остаться незамеченным НКВД, кто-то погиб…

Уговоры и предупреждения перед отъездом, что СССР усеян лагерями, как оспой, на них не возымели действия, им говорили, что они едут на верную гибель, но они затыкали уши. Ведь «Человек, которого мы больше всех любим» был главой страны-победительницы, он объявил амнистию эмиграции, открыл церкви, вернул погоны офицерам, распустил Коминтерн, произнёс тост за великий русский народ, а главное – он объединился с Черчиллем, Рузвельтом и генералом де Голлем против Гитлера.

Что взять с «простого человека», если главы великих держав в страхе перед «кормчим» поделили в 45 году мир и «сдали» усачу на съедение пол-Европы.

Рёне Вианше-Соклакова, Нина Базилина, Глеб Ратинский, Люси Брюссель, Никита Кривошеин, Алексей Сосинский, Ольга Вишневская и другие… это всё действующие лица и исполнители фильма Никола Жалло. Время телевизионной ленты ограничено 52 минутами, некоторые персонажи остались за кадром, но они продолжают свои рассказы на страницах одноимённой книги «Заманенные Сталиным». Послесловие к ней написано Никитой Кривошеиным. Он родился в Париже, а в возрасте 14 лет вместе с родителями оказался в Ульяновске. Отец его, блестящий французский инженер, герой Сопротивления, узник Бухенвальда и Дахау, был арестован в Ульяновске по возвращению в 1949 году, а в 1957 Никита сменил его на нарах.

«Представим себе, что вторая мировая война закончилась иначе, и рейх вышел победителем, что, конечно, страшно себе представить и не хочется об этом даже думать. Но если бы это было так, то можно допустить, что такие представители немецкой элиты, как Брехт, Ремарк, Марлен Дитрих, Томас Манн добровольно и с радостью вернулись бы на родину в Германию. Не правда ли, выглядело бы несуразно и парадоксально?! Но именно так произошло с русской эмиграцией, вернувшейся в сталинскую Россию…» (Никита Кривошеин, отрывок из послесловия).

По зову Сталина молодая француженка Рёне Вианше приехала в СССР с русским мужем, пожилой матерью и двумя детьми. Как только они пересекли границу в 1947 г., у неё отобрали все документы, зная по-русски несколько слов, с малолетними детьми (муж её сразу бросил) она оказалась в колхозе. Мешая русскую речь с полузабытым французским, она рассказывает, как долгие годы пыталась вырваться обратно в любимую Францию, какую ненависть она испытала со стороны сельчан и какие препоны ей ставила администрация Курска. Однажды каким-то чудом одно из её писем с призывами о помощи попало во Французское консульство в Москве, но чиновники решили не осложнять дипломатические отношения с Советами и положили письмо Рёне Вианше под «сукно». Десятилетия она была окружена одиночеством, недоверием и враждебностью. Слушая рассказы «заманенных», понимаешь, что они, как, впрочем, и миллионы других, были подсобным материалом в дьявольской игре «человека, которого любили больше всех».

«Без суда и без закона он убил три миллиона и его живые полюбили» – так пели блатные в советских лагерях, а когда «ОН» сдох в 53-ем, то во всех церквях СССР служили длинные панихиды и пели «со святыми упокой…»

 

Источник: «Стол»